Бог игрив.

       Бог игрив. Он играет в прятки с нами. Он играет также и во многие другие игры, но время идет, а мы не улавливаем ни этой игры, ни ее правил. И вообще, мы действуем по-детски. Мы просто не понимаем Его. Мы либо игнорируем Его полностью, либо обвиняем Его за наши бомбы, наши семьи, за наших попов и наших аятолл. Многие из нас пускают слезу, пытаясь найти Его. Но самой распространенной ошибкой является обвинение Его за наши же выходки, ибо нашей любимой уловкой является делать пародию из Его игры. Мы ошибочно думаем, что для того, чтобы вновь повернуться к Нему, мы должны одеваться в черное, как католические священники, или в желтое, как буддистские монахи, или отращивать длинные волосы, как сикхи, или обривать головы, как тибетские ламы. Мы ошибочно думаем, что нам нужно ехать в Индию, чтобы подхватить там гепатит, или получать крещение путем погружения в плавательный бассейн, для того чтобы получить второе рождение.

       Наше понимание Бога приходит от специалистов, которые описывают Его в книгах. Но Он — то здесь, то там, неуловимый. Некоторые люди верят в Карла Маркса, но такие довольно редки сегодня. Другие не верят ни во что. Что касается меня, то я действительно не безгрешен. Но бывали и светлые времена, иные, когда у меня были предчувствия.

       Искатель Истины может иногда позволять себе быть немного ловкачом, петляя в этом мире, в котором правит Обман. Гурджиев, который был весьма умен, дал нам пример этой ловкости. Оказавшись в Самарканде на мели, почти без денег, он ловил воробьев, красил их краской индиго, а затем продавал как «американских канареек» по два рубля за каждого. Хотя я никогда не обнаруживал в себе никакой такой жилки изобретательности, тем не менее я понял, что мне нужно разработать систему трюков и уловок, чтобы выжить и, если можно, даже процветать. Однако со временем я обнаружил: ломать комедию скучно, и в итоге сбросил эту маску.
       Когда я вспомина себя в то время, я нахожу, что во мне тогда был первозданный голод. И это именно то, что справедливо в отношении меня. Я всегда знал, что мы живем, выражая только долю нашей реальности. Я хотел жить со стопроцентной насыщенностью. Я настроил свой ум на это, когда мне было 14 лет, но я не был полностью уверен в том, как осуществить это. Вытекающие из этого испытания и ошибки отмечали мое вступление в совершеннолетие. Это целая история.

       Мне посчастливилось родиться в очень обеспеченной семье. Учась в женевском университете, где самым главным было веселье, я тратил много времени на поиск сиюминутного наслаждения и удовольствия. Мое сердце — но было ли оно действительно моим сердцем? — работало с перегрузкой, и я влюблялся часто и серьезно. Я влюблялся в «Венеру» Ботичелли, в «Елену» Буше и вскоре в реальных женщин из плоти и крови, с которыми я сталкивался на живописных тропах моих эскапад на греческих островах, на юге Франции и в других местах.

        Между прочим я получил также юридическое образование, но это не имело значения. Важным для меня было испробовать в жизни столько ароматов и удовольствий, сколько можно, и искать наслаждения, используя любой удобный случай. Я танцевал кадриль под сводами дворцов. Я катался на лыжах под фиолетовыми небесами высоко в горах. Я сталкивался с прекрасными тенями, когда они проходили мимо меня на улице, но все они убегали.

        На этом пути я пытался создавать из своей жизни поэму, но всегда использовал плохие исходные материалы. Мир удовольствий и образов является также миром разочарований. Красота проходит, удовольствие мелькает и исчезает. Я хотел испробовать все плоды, и я хотел удержать их вкус во рту. Разумеется, я потерпел неудачу.

       В красоте женщины, или идеи, или статуи я мог видеть как бы навевание единой вселенской красоты, всегда недостижимой. Но, следуя образцу, я терялся в набросках. Высшая степень иронии состояла в том, что я ощущал самого себя похожим на какой-то торопливо и плохо сработанный набросок, относительно которого можно только догадываться — что является пыткой, — какая картина может быть за этим наброском.

       В то же время религия «официального толка», распространяемая на Западе, больше никого не интересует. Воспоминания о школьных днях захватывают меня на какое-то время: епископ монотонно, нараспев читает григорианские псалмы из-под своей смешной сутаны с капюшоном, в то время как сонм братьев-клириков церемонно подпевают, — тогда, прежде всего, он был духовным отцом моего сознания. Горгульи, которые поддерживают своды соседней базилики, с удовольствием подсмеиваются над всем этим.

       Я смотрел свысока на тех, кто думал, что нашел истину, разрушая старого золотого тельца и воздвигая новых: Бога, Патриотизм, Технологию, Революцию, Молодость. Однако я не принадлежал к группе легкомысленных циников, о которых Ницше, мой брат по предвидению и мукам, писал: «Именно то, что человек думает, что он живет просто так, делает его вульгарным» ( Ницше, «Так говорил Заратустра»). А что же делает жизнь достойной того, чтобы жить?

      Я не нашел ничего стоящего, если не принимать во внимание, вероятно, сам поиск чего-либо стоящего. Тем не менее я должен был найти ответы на различные вопросы, которые имели величайшую важность, несмотря на их предельную простоту, и которые я не мог выбросить из своей головы: «Как быть счастливым? Как сделать кого-нибудь другого счастливым? Что есть Истина?» В отличие от Понтия Пилата, у меня не было чаши воды, чтобы умыть руки.
Иногда я пытался как-то систематизировать свои вопросы: «Либо Бог существует, либо нет. Если Он не существует, пусть все летит под тартарары. Но если Он существует, Его определенно следует искать дальше». Временами я был непосредственен, как дитя. Настолько лучшим, — если бы это самое ценное осталось.

 

      Нe было ничего, что могло бы удерживать меня в стенах моей комнаты, поэтому я сбежал. У меня была эта подруга из Голландии, которая любила тюльпаны и гашиш, особенно гашиш. Она была так добра, что приобщила меня к своему пристрастию. Но на самом деле все эти казавшиеся мне спасительными побеги, которые мы планируем столь изощренно и тщательно, не спасают нас. В действительности — не более чем игра, которую мы называем «любовью», или движения, которые мы называем «ласками», посредством которых мы пытаемся прикрыть тот неотвратимый факт, что другой всегда остается другим.

       Было ли мое сознание более развитым, чем у других? Если и так, то это мало помогало мне. Я ощущал давление жестокого, скучного и безрадостного общества. Я видел вполне отчетливо этих людей вокруг меня, пытающихся плавать в густом тумане, погружающихся в то, что Паскаль называет «восстановлением сил, развлечением», гоняющихся за политическими убеждениями, или успехом, или любовью, без особого понимания механизма, дающего им силы. И если даже я смотрел с более глубоким пониманием, на самом деле я не был лучше других. Меня даже не извиняло то, что я не знал об этом.

      Итак, я научился смеяться над собой, чтобы иметь право смеяться над другими. На этом пути я проходил через социальные ритуалы, которые нужно знать для того, чтобы успокаивать других членов общества. Я делал то, что люди из истеблишмента считают наиболее респектабельным: получение классического образования в Европе и Соединенных Штатах и должности международного гражданского служащего. Я производил впечатление на тех людей, которые были менее респектабельными, тем, что принимал наркотики, жил в коммунах хиппи и посещал секты Страшного Суда. В общем и целом, я не намного лучше других понимал, что следует делать, и чего следует избегать. Я надеялся выиграть время. Подобно маленькому соломенному Фаусту, я заключил пари с Мефистофилем, думая, что я невинный настолько, насколько коварный дьявол, и поэтому я не буду побежден им. Я смело опалял свои перышки в различных огнях ада.

     Обнаружив, что индуистская философия прошла долгий путь в вопросах, касающихся происхождения Вселенной, о связи между Духом и материей и о поисках Собственного Духа, я сфокусировал на этом свое внимание. Но, познакомившись с некоторыми из этих импортированных восточных «учителей» поближе, я обнаружил, что они являются ордой жуликов и базарных мистиков, отбирающих у своих последователей все их богатство и имущество, а также их духовное и умственное здоровье. Некоторые из обманутых таким образом невинны, как ягнята по отношению к убийце, другим, увы, кажется, что они нашли Мессию, — они действительно обмануты, полагая в своем высокомерии, что могут купить Бога, оплачивая технику медитации и принимая на веру ложь, что они являются организацией новой избранной расы. Я продолжал говорить себе, что смирение является единственным оружием тех, кто пытается приблизиться к Богу. Сам того не зная, я открыл одно из правил этой божественной игры, хотя часто мне не удавалось применять его.

 Лотос Харт, «Пришествие».

скачать всю книгу